Мронг окинул его сумрачным взглядом, криво усмехнулся и заорал:
— Смив!
К нему рысцой подбежал мощный гигант с длинными руками и бычьей шеей. Мронг кивнул на Франка и произнес:
— В твой десяток. — И ехидно обратился к Франку: — Отсюда вы уже никуда не поедете, молодой господин, во всяком случае, ближайшие полгода. — После чего удалился куда-то в глубь двора.
Франк вспыхнул:
— Эй вы, а ну стоять, да вы знаете, с кем говорите? Мое имя — Франк Элот, я — сын базиллиуса.
Тут ему на плечо опустилась лапа размером, наверное, с седло и повернула его кругом. Франк уставился в хмурое лицо гиганта десятника.
— Тебя зовут Девятый, и так будет до тех пор, пока ты не завоюешь себе имя, понял, дерьмо собаки?
Потом начался ад.
…Франк подошел к казарме и поднялся по ступенькам. Его встретил дневальный. Бросив взгляд на предписание, он кивнул в дальний конец коридора:
— К капитану Гагригду.
Через десять минут Франк вышел из комнаты сотника с дюжим десятником, напоминавшим ему сержанта Смива. Они прошли по коридору и поднялись наверх. Сержант отворил дверь и шагнул в сторону, пропуская Франка вперед. Из-за спины раздался его голос:
— Франк Элот, Восточный бастион, второй полк, действительно рядовой, «давильный чан» прошел этой зимой.
Кто-то присвистнул:
— И уже в «ночные кошки»? Ну орел.
Франк улыбнулся и произнес:
— Просто я хорошо играю на киафаре и сладко пою.
Десяток несколько мгновений молчал, переваривая его слова, а потом стены комнаты затряслись от хохота.
Осенью, когда десятки вернулись из степи, Франка вызвал капитан Гагригд. Он окинул Франка сосредоточенным взглядом и неожиданно метнул ему что-то через стол. Франк машинально поймал предмет. Это оказался сержантский шеврон.
— У меня забирают десятника из второго десятка. Тебя представлю сегодня за ужином.
Франк поднял удивленные глаза:
— Но…
Капитан молча смотрел на него. Франк захлопнул рот, отдал честь и вышел.
Зима прошла в изнурительных тренировках. Временами накатывала тоска, но ни сил, ни времени поддаваться ей особо не было. Тут еще в крепости Грон открыл что-то, что назвал Академией, и Франка тут же взяли в оборот, так как он пристрастился в свободное время торчать в комнате обучителей. Те и настучали на Франка Сиборну, на которого Грон повесил это дело как на знатока философских трактатов. Франк раз семь мельком видел командора Грона, а два раза тот даже был на его занятиях, но подойти и поговорить не приходило в голову. Наконец пришла весна.
Грон ждал его, сидя в седле. Когда Франк подскочил к командору, предусмотрительно остановившись в недосягаемости крепких зубов Хитрого Упрямца, Грон окинул его спокойным взглядом и приказал:
— Догонишь по пути. Сам плюс три человека — эскорт. Едем надолго. — И, тронув коня, неспешно двинулся в сторону ворот.
Франк стиснул зубы, чтобы не выглядеть глупо перед бойцами линейных сотен, и бегом рванул в казарму. Через два часа они уже заняли место в куцей колонне командора.
В Эллор они прибыли к началу лета. Когда белоснежные стены города показались из-за поворота дороги, Грон подозвал Франка к себе, сумрачно улыбнулся и произнес:
— Ну что, сын базиллиуса, научился драться?
Франк улыбнулся уголками рта и еле заметно кивнул. Грон хлопнул его по плечу:
— Вот что, милый. Считай себя в бессрочном отпуске. Если надумаешь — вернешься. Нет — останешься дома.
Франк помолчал, потом спросил:
— Я УЖЕ в отпуске?
— Да.
— Тогда два вопроса, Грон.
Тот кивнул.
— А ТЫ бы хотел, чтобы я вернулся?
— Не знаю, парень, — чуть подумав, ответил Грон. — Стоит ли тебе это говорить, но… да. Мне нужны такие командиры. Но запомни, на тебе долг крови перед твоей страной. Так что думай.
— И второе, — помедлив, сказал Франк. — Как ты относишься к моей сестре? В казармах ходили разные разговоры.
Грон нахмурился:
— Если ты думаешь, что с ее помощью я хочу…
Франк резко мотнул головой:
— Нет, я спросил не об этом.
Грон помолчал. Потом осторожно ответил:
— Мне кажется, что она единственная женщина, с которой я мог бы связать свою судьбу. Но знай — этого никогда не будет.
Когда Франк вышел за дверь таверны, в которой остановился Грон, он улыбался. Грон был прав, на нем лежал долг крови, и он знал, как выполнить его наилучшим образом. Чтобы это сделать, надо дать Элитии наилучшего базиллиуса, а он знал — где его найти.
Дома его ждал полный восторг. Мать, которую за время его отсутствия задвинули на самые задворки дворцовых интриг, просто взлетела от счастья. Правда, с вернувшимся сыном она пробыла не более получаса, тут же укатила во дворец — восстанавливать утраченное реноме. Больше всех радовалась няня. Он два дня нежился в постели, объедался фруктами, а потом надел новую тунику и тоже поехал во дворец, в нижние покои. Молодежь встретила его несколько отчужденно, он даже слышал, как кто-то пробурчал:
— Явился, сын базиллиуса, где только прыщи свои потерял?..
Франк улыбнулся про себя: чему-чему, а терпению сержант Смив его научил. Посидев чуть-чуть, он взял в руки киафару и стал наигрывать простенькие, но приятные мелодии. Народ навострил уши, а потом стал перебираться поближе. Когда Франк запел, песню дружно подхватили, и он почувствовал, как отношение к нему начинает меняться. Подошло время обеда, все поднялись и пошли к дверям в обеденный зал, и тут от дверей раздался голос, от которого у него дрогнуло сердце: