Грон. Трилогия - Страница 134

К оглавлению

134

Часть I
Битва морских драконов

Грон стоял у дворцового окна и смотрел во двор. Последние четыре года он проводил в Эллоре пять зимних лун, а как только открывались перевалы — отправлялся на север, в Атлантор. Основные события разворачивались именно там. Там был Корпус, там были новые заводы, там был флот. Здесь, в Эллоре, мало кто знал, что делает на севере герой войны с Горгосом и супруг базиллисы, по каким-то неясным для всех, но, видимо, важным для него причинам отказавшийся от коронации. Но к этому уже привыкли. И вот сегодня он в который раз подумал о том, что к исходу четверти пора отправляться в дорогу. Толла тоже знала об этом, и потому эти последние ночи были настоящим неистовством. Однако вот уже третий день Грон, несмотря на усталость после столь бурных ночных ласк, просыпался с первыми лучами солнца и больше не мог заснуть. Эта весна начиналась стремительно, солнце светило ярко, но ему казалось, что на ослепительно голубое небо наползает какая-то зловещая тень. И именно она не давала ему спать. Как бы невероятно это ни звучало — Великий Грон, для многих являющийся символом отчаянной смелости и неукротимой отваги, в одиночку проникнувший за стены занятого горгосцами Акрополя, а потом с боем прорвавшийся сквозь легионы горгосцев к воротам и открывший их для своих воинов, боялся наступающей весны.

Более пятнадцати лет назад Казимир Янович Пушкевич, сын польского шляхтича и воспитанницы Смольного института, внук приват-доцента Киевского университета, волею случая или судьбы ставший офицером НКВД и вышедший на пенсию в звании полковника КГБ, известный всем спецслужбам мира под агентурной кличкой Клыки и собравший под разными псевдонимами мантии почетных членов нескольких всемирно известных университетов, после неравной схватки с бандитами, пытавшимися принудить его отдать им его собственную квартиру, принял смерть в своем времени, в своем теле, в возрасте шестидесяти девяти лет. Перед тем как испустить дух, он, по просьбе своего покойного друга, корейского монаха, которого привел с собой пленником из диверсионного рейда во времена Корейской войны, а потом спас из застенков МГБ, нахлобучил на голову некий головной убор, именуемый Белым Шлемом. Это ли послужило причиной, либо что иное, однако он не попал на тот свет, а очнулся в теле умственно недоразвитого парня по имени Грон, подвизавшегося в качестве мальчика на побегушках в толпе припортовых оборванцев, живущих за счет мелкого воровства и погрузочных работ в большом, по местным меркам, торговом порту, в мире, едва достигнувшем уровня развития древних греков и римлян. В новом для себя мире он прошел тернистый путь, сначала попав в рабство, затем в плен к пиратам, потом странствуя с караваном торговцев, работая сельскохозяйственным рабочим и табунщиком и, наконец, став уважаемым заводчиком лошадей. Однако все это время за ним следили враждебные глаза, и многое из того, что происходило с ним, вовсе не являлось случайностями этого жестокого мира, но было результатом усилий некоей могущественной организации, обладающей тайной, однако наиболее сильной властью в этом мире. Эта организация именовалась Орденом. И в конце концов Грон столкнулся с Наблюдателем Ордена лицом к лицу. Оценив все, что ему удалось узнать, он решил вступить в схватку с Орденом. Собрав войско, стал сначала князем долины, а затем Старейшим князем Атлантора, страны северных гор. Став Старейшим, он получил в руки невиданную власть. Его отряд, не мудрствуя лукаво названный им Дивизией, разросся до нескольких десятков тысяч человек. После чего Орден пришел к выводу, что этого Измененного необходимо остановить, не считаясь уже ни с какими потерями, и бросил в бой сначала кочевников, а потом одновременно армии двух самых могучих государств — Венетии и Горгоса. Грону удалось привлечь на свою сторону кочевников, после чего он вступил в войну с остальными. Во время решительного боя погиб один из высших иерархов Ордена, который руководил этой войной, а в плен попал сам принц горгосцев, командовавший всем экспедиционным корпусом. Это означало конец войне. Горгосцы ушли, а Орден прислал парламентера с предложением объявить перемирие на пять лет.

Грон вздохнул. С тех пор прошло уже почти четыре года, и последнее время его все больше мучили тяжелые предчувствия Сложно представить, чтобы Орден до конца сдержал слово. А это значит, что со дня на день надо ждать удара. Только вот когда точно? И где?

За спиной раздался шорох, Грон обернулся. Толла потянулась на ложе и, распахнув свои огромные глаза, повела по сторонам еще томным со сна взором. Заметив Грона, она улыбнулась, еще раз выгнулась, потягиваясь, и грациозным движением села на кровати. Тут лицо ее нахмурилось, и она встревоженно спросила:

— Что случилось, любимый?

Грон покачал головой и ласково улыбнулся:

— Ничего, просто радуюсь солнечному деньку и тому, что могу провести его с тобой.

Толла несколько мгновений тревожно смотрела на него, но Грон сохранял на лице веселую мину, что, впрочем, было не так уж трудно, имея перед глазами столь великолепный объект, потом расслабилась, тряхнула волосами и тихонько засмеялась. Грон почувствовал, как в сердце ударила мягкая волна восторга. Эта женщина могла по-прежнему свести его с ума одной своей улыбкой. Тут за пологом, закрывавшим арку двери, послышалось торопливое шлепанье босых детских ножек. Грон поспешно накинул на плечи край тоги. Он еще не настолько проникся местными нравами, чтобы предстать нагишом перед собственным сыном. Толла хихикнула. Она частенько подтрунивала над подобными комплексами мужа. По-видимому, она и сейчас собиралась сказать что-то ехидное, но в этот момент полог распахнулся — и пред ними предстал маленький Югор. Увидев, что родители уже проснулись, он восторженно завопил и, вытянув руки, на которых болтался большой тряпичный горный барс, громко возвестил:

134