Грон. Трилогия - Страница 210

210

Полчаса спустя они снова катили по дороге в сторону столицы. Самой привычно трясся, а Грон уже в который раз все мысленно проверял. Свеча должна была гореть часа три, в самом нижнем положении она пережжет полосу ткани, и на пол, обильно политый маслом, упадет масляная лампа. На то, чтобы разгорелся пожар, положим еще полчаса, а к тому моменту они будут уже за второй заставой. Так что даже если кому и придет в голову связать фургоны акробатов со сгоревшими телами в заброшенном доме, что-либо предпринимать будет уже поздно. И потом, Грон сильно надеялся, что монеты, найденные на пепелище, заткнут рот любому, у кого могут возникнуть какие-то сомнения.

В столицу они прибыли к вечеру. С того момента, как Грон сошел с корабля в Нграмке, прошло уже больше трех лун. То, что они подъезжают к столице, стало ясно еще за день пути. Сначала вдоль дороги появились верстовые столбы. А когда до столицы остался час пути, грубо обтесанные каменные столбики сменили роскошные мраморные колонны. Перед самыми городскими воротами, которые представляли собой огромную мраморную арку — поскольку город уже давно перерос не только кольцо мощных внешних стен, но и даже просто обозначенную мраморными тумбами городскую черту, — была обширная мощеная площадка, украшенная вереницей мраморных статуй. Но до самих ворот они почти полчаса ехали по дороге, зажатой с обеих сторон домами, тавернами, постоялыми дворами. И от обычной городской улицы эта дорога отличалась только теми же мраморными верстовыми столбами, многие из которых предприимчивые хозяева постоялых дворов приспособили под коновязи. Враг уже много столетий не переступал границ Горгоса, а рабы и иноземцы находились под слишком жестким контролем, чтобы иметь какой-нибудь шанс организоваться. Так что стены города давно уже не служили защитой. И даже в некоторых укромных местах уже стали источником дармового кирпича. Город оыл олицетворением величия Горгоса. Он был как минимум в пять раз больше, чем Эллор. Огромные дома в пять — семь этажей, зачастую занимающие целый квартал, были украшены роскошной лепниной, правда местами обвалившейся. Но Самой рассказывал, что весной, ко Дню тезоименитства, владельцы были обязаны заново отделывать фасад. Правда, этим их обязанности и ограничивались. И часто прогнившие балки перекрытия внутри домов просто подпирали бревнами. Как рассказывал тот же Самой, в этих величественных домах были только узкие клетушки, в которых ютились жители самого блистательного города Ооконы, и не было предусмотрено никаких кухонь. Поэтому жители питались в тысячах маленьких таверн, да и вообще большую часть времени проводили на воздухе. По этой причине улицы были плотно забиты народом. В глазах рябило от ярких одежд. Кстати, это тоже было строгое повеление властей. Жители столицы могли есть раз в день, но выглядеть они должны были блестяще. Городская стража с нищими и оборванцами не церемонилась: тому, кто попадался в первый раз, отрубали правую ладонь, а тех, кого ловили с уже отрубленной ладонью, просто отдавали в главный храм Магр для ритуальных жертвоприношений. Так что никакого «ночного двора» в столице не было. В отличие от других городов, у ворот не было мытни. Когда Грон спросил об этом Самоя, тот, едва они проехали ворота, принявшийся было что-то высматривать, только пожал плечами.

— Они говорят, что их столица — величайший город мира. А потому всякий, кто хочет восхититься этим чудом, может войти в город свободно. Но лучше платить за въезд в любом другом городе, чем жить здесь. Никакой прибыли, только убыток. Публика здесь пресыщенная, а цены… — Он на мгновение закатил глаза, а потом снова принялся что-то высматривать, осторожно правя лошадьми в плотной толпе людей и повозок.

Наконец Самой увидел то, что искал. Это был постоялый двор. В столь большом городе существовали даже специальные постоялые дворы для иноземцев. Пока что лучшим, о чем Грон слыхал, были отдельные комнаты на постоялых дворах Нграмка. Им-то приходилось ночевать или в конюшне, рядом с лошадьми, или в собственных фургонах на заднем дворе. Фургон ловко втиснулся в промежуток между пешеходами и, грохоча по бревенчатой мостовой, въехал в распахнутые ворота. Грон слез с облучка, на котором устроился перед въездом в город, и огляделся. Обычный постоялый двор: конюшня, отхожие места в углу, но за забором слышался многоголосый шум огромного города. Они были в столице. До главного храма Магр оставалось полдня пути.

На следующий день в его комнату робко постучал Самой. Грон, к тому моменту уже поднявшийся и делавший растяжку, рявкнул:

— Открыто.

Самой торопливо отворил дверь и испуганно возник на пороге.

— Простите, господин…

Грон повернулся так резко, что Самой вздрогнул.

— Самой, сколько раз тебе говорить — я для тебя не господин, особенно сейчас. Я — такой же акробат, как и все остальные в твоей труппе.

Самой побледнел и быстро закивал головой. Грон тяжело вздохнул. У Самоя страх, несмотря на то что он был его естественной эмоцией, мог легко забить все остальные чувства.

— Ну, какие проблемы?

— Простите, гос… Грон. Я должен взять вашу подорожную и отметить у квартального надзирателя за иноземцами. А то вам нельзя будет покинуть постоялый двор.

Грон молча снял кожаную полоску, болтавшуюся на шнурке на шее, и протянул Самою. Тот схватил подорожную и исчез за дверью.

Они с парнями уже завтракали, когда в обеденный зал вбежал белый как мел Самой. Грон, при виде его лица почуявший неладное, живо доел мясо с тушеными овощами и подошел к Самою, который рухнул на лавку у входа и привалился к стене, разевая рот как рыба, выброшенная на берег.

210