Наконец стемнело. Грон тихо соскользнул на землю и, неслышно ступая, двинулся в сторону места сбора. Он пришел последним. Бойцы были уже там. Эдон сварил крутую похлебку, почти без соли. Все быстро и молча поели и, повинуясь жесту Грона, расселись кружком. Грон негромко начал инструктаж:
— Атака за четыре часа до рассвета, после второй смены караула. Действовать будем двумя группами, одну поведу я, вторую Эдон. Основная задача второй — прикрытие. На первом этапе действовать будет только моя группа. Первый объект атаки — апартаменты на верхнем этаже храма. Там, скорее всего, закончим за час. Перед самым рассветом атакуем подземелья. — Он помолчал. — Предупреждаю, никакого лишнего шума. Если есть возможность отвлечь стражника, шуганув птиц, — так и делать. Если сработает дерганье за хвост подвернувшегося кота, значит, дергайте за хвост. Если стражник ничего не видит — значит, ему повезло и он должен остаться в живых. Оружие применять в крайнем случае. Группе прикрытия одновременно с атакой подземелий тихо взять дарохранительницу. Берите все самое ценное. Конечно, этот налет вряд ли удастся выдать за обычный грабеж, но похищение ценностей некоторую сумятицу в умы внесет. Так что никаких лишних смертей. — Грон сделал паузу и, неизвестно почему, глухо добавил: — Если я не решу по-другому.
В общем, все, что он сообщил, в той или иной форме было уже сказано. Однако постановка задачи есть постановка задачи. Она нужна не столько для того, чтобы изложить то, что бойцы должны сделать. Грош цена тому командиру, бойцы которого узнают о задаче в последний момент, не имея возможности осознать ее, сжиться с ней, прокрутить несколько раз в голове. Постановка задачи — это рубеж. Все, что было до того, — подготовка. После — уже бой. Грон обвел внимательным взглядом лица сидящих рядом с ним бойцов. Некоторые еще возбужденно поблескивали глазами, но большинство уже спокойно смотрели на него. «Ночные кошки», его лучшие бойцы. Они смогли бы неплохо сработать и в его мире, поскольку усвоили главное: убивает не оружие, а человек. И сейчас умело и неторопливо приводили себя в боевое состояние, выбрасывая из головы все лишние мысли и эмоции и готовясь превратиться в холодные и совершенные машины для убийства Грон знал, что спустя минуту они разойдутся по местам ночлега и спокойно улягутся подремать, а ровно через три часа без какой-либо дополнительной команды проснутся и будут полностью готовы к бою. Он еще раз оглядел их лица, теперь уже абсолютно спокойные у всех, и махнул рукой:
— А сейчас спать.
Грон первым спрыгнул со стены и замер, прислушиваясь. Главное в этом деле было не шевельнуться первым. Любой человек, заслышав подозрительный звук, замирает, прислушиваясь, и тот, кто шевельнется первым, посчитав, что все тихо и ему почудилось, — тут же выдаст свое присутствие. Но вроде бы все было тихо. Грон тихо пискнул мышкой, которых в этой местности водилось множество, и прянул в сторону. Со стены почти бесшумно соскользнули еще четыре фигуры. Грон поднял руку и, дождавшись, пока все прочно встанут на ноги и быстро осмотрятся, сделал знак рукой. Все пятеро, пригнувшись, бросились вперед. Добежав до подножия храма, они замерли у крайних колонн. Стражники сидели на ступенях, привалившись спиной к колоннам. Их головы свесились на грудь. Грон качнул головой, и бойцы скользнули ко входу в храм. Жрецы у статуи Магрбагровоглазой и стоящей рядом священной чаши с огнем должны были бдить на коленях, поднимаясь только для того, чтобы подлить в чашу земляное масло или смазать свежей кровью пилигримов губы статуи. Но, как видно, они тоже были сильно утомлены прошедшим днем, а посему бдили только двое, причем очень активно, и одна из них никак не напоминала жреца. Между тем Магр не испепелила кощунствующих молнией, похоже, богине это нравилось. Все-таки хоть и Смерть, а баба. Однако им было пора. Они быстро поднялись по лестнице на верхний этаж и подбежали к лику Магр, увенчивающему фасад храма. Справа и слева от лика оставалось достаточно пространства, чтобы мог протиснуться человек. Грон повернулся и, молча ткнув в двух бойцов, указал им на лестницу и дверь, явно ведущую в нужные апартаменты. Потом протиснулся между скулой богини и фасадом и легко пошел по карнизу. Окно было закрыто только полупрозрачными занавесями, слегка колышущимися на легком ветерке. Грон прикрыл глаза и немного подождал, пока глаза привыкнут к полной темноте, чтобы внутри темной комнаты не оказаться совсем слепым, потом протянул руку и, отбросив занавеси, кувыркнулся вперед. Ему повезло. Он приземлился на четыре точки, каким-то чудом не задев треножник с жаровней, стоящий у самого окна. Грон замер, согнувшись. У дальней стены белело огромное ложе, на котором, раскинувшись, лежали мужчина и женщина. Грон осторожно оглянулся. Больше никого в комнате не было. Он снова бросил взгляд в сторону ложа. Вроде бы спящие не шевелились. Грон поморщился. Женщину придется убрать первой. Женщины непредсказуемы, эта может заорать в самый неподходящий момент. Он приподнял треножник и сдвинул жаровню в угол. Потом просунул руку за занавеси и пошевелил пальцами. Немного погодя в комнату через окно проскользнули еще две фигуры. Грон показал рукой на дверь и, растопырив пальцы, изобразил метательное движение. Бойцы вытащили сюрикены. Грон скользнул к ложу и достал кинжал. Когда наносишь удар спящему, не надо зажимать ему рот, человек может дернуться и сбросить руку, издав предсмертный вскрик. В этом случае лучше сдавить горло на выдохе, перекрыв доступ кислорода, и тогда, даже если жертва и вывернется, то последним Рефлекторным движением будет не выдох, а вдох. Грон дождался наиболее полного выдоха и, стиснув женщине горло, ударил кинжалом в глаз, повернув клинок слегка в сторону, чтобы достать мозжечок. В этот момент двери комнаты распахнулись, и бойцы метнули сюрикены — из-за левого косяка по правому посвященному и наоборот. Спустя несколько мгновений, когда тело женщины обмякло, а оба охранника мешком шмякнулись на пол, мужчина оторвал голову от подушки и с недовольным видом повернулся в сторону Грона. Миг он недоуменно смотрел на него, а когда его нижняя челюсть пошла вниз, то оказалось что ее подвижность ограничена острием кинжала, с которого еще капала кровь его подруги. Грон схватил мужчину за волосы, потянул с кровати, нарочно повернув его голову так, чтобы залитое кровью лицо женщины было под самым его носом. Стащив его на пол, Грон сказал: