Грон. Трилогия - Страница 292

292

Но ему и так не пришлось это делать. Когда оставалось всего два шага до двери, та внезапно распахнулась и на пороге появилась… молодая женщина. Центор и его бойцы замерли. ТАКОГО они не ожидали. Женщина была, наверное, красива. И точно богата. Ее изящная фигура была затянута в дорогие ткани а из-под подола великолепно скроенного платья выглядывали изящные парчовые туфельки, расшитые жемчугом и мелкими рубинами. Ее лицо по местному обычаю было закутано в тонкий платок, так что виднелись только глаза глубокого изумрудного цвета. Увидев эти глаза, центор вздрогнул, словно от удара, и напрягся. Женщина замерла на пороге, окинула взглядом напряженные фигуры воинов и двинулась вперед уверенным шагом, грациозно покачивая бедрами. Когда она сделала пять шагов, центор начал обеспокоенно вспоминать, насколько туго он утром затянул на чреслах набедренную повязку.

Остановившись прямо перед ним, женщина вскинула голову и произнесла нежным, но твердым голосом:

— Чем обязана столь шумному посещению?

Центор, не отвечая, несколько мгновений напряженно вглядывался в линию подбородка, обрисованную тонкой материей платка, потом протянул руку и сдернул платок с лица женщины. Зеленые глаза сердито сверкнули, женщина открыла рот, видимо собираясь выразить свое неудовольствие такой вопиющей бесцеремонностью… но в следующее мгновение центор оказался у нее за спиной и, грубо обхватив тонкую и стройную женскую шею своей грубой лапой, поднес к ней кинжал:

— Засада! К бою! К бою! К бою!

Бойцы молниеносно рассыпались по дворику, заныривая в любое мало-мальски пригодное укрытие. А центор отчаянно вертел головой, пытаясь угадать, откуда должен прилететь смертоносный арбалетный болт, для которого его бронзовая кираса была все равно что тростниковая бумага, и моля богов дать ему возможность почувствовать момент, когда исчезнет последняя надежда вырваться из этой западни и придет время воткнуть в горло этой твари свой кинжал. О, как он хотел это сделать! И если бы не впитанная за десятки лет службы в гвардии ответственность за судьбу подчиненных, он бы уже вонзил острие в трепещущее женское горло…

Шли мгновения, ничего не происходило. Никто ни на кого нападать не собирался, и бойцы совершенно напрасно вертели головами и щурились, стараясь разглядеть притаившегося врага в совсем уж невероятных местах типа крысиных нор или под высохшими до звона лепешками ишачьего навоза. В этот момент в напряженной тишине раздался раздраженный голос заложницы:

— Ну, сколько еще вам нужно времени, центор, чтобы понять, что я, хотя, по-видимому, и очень похожа на одну вашу знакомую, ВСЕ-ТАКИ НЕ ОНА!

Центор, не отрывая кинжал от горла пленницы, грубым движением развернул ее лицом к себе. Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, потом центор, все так же не отнимая кинжала, хрипло спросил:

— Кто ты?

Женщина, которой острие кинжала, натянувшее кожу на горле, казалось, не причиняет никаких неудобств, скривила губы в злой усмешке:

— Мы не называем своих истинных имен непосвященным. Так что можешь называть меня как тебе вздумается. — Она замолчала, всем своим видом давая понять, что больше в ТАКОМ положении не произнесет ни слова. Центор, немного помедлив, отвел руку с кинжалом, внимательно следя за каждым ее движением.

— Кранк, возьми десяток и осмотри соседние дворы, — сказал он и, мгновение помолчав, обратился к женщине: — Прошу простить, госпожа, но вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень напоминаете одну… короче, я очень хорошо запомнил эту тварь.

Взгляд женщины слегка смягчился (похоже, она вполне разделяла отношение центора к общей знакомой), она понимающе кивнула:

— Что ж, центор, если я правильно поняла конечную цель вашего путешествия в глубь Великой пустыни, похоже, вы наконец-то пришли куда нужно. — Она перевела взгляд на пленного проводника: — Кто это?

Центор, уже успевший позабыть о том, кто их сюда привел, оглянулся:

— А, этот… он привел нас к вашему дому. Женщина вскинула брови:

— А что вы у него спросили?

— Мы, — центор ухмыльнулся, — «попросили» проводить нас к Скале или указать человека, который может это сделать.

Женщина стремительно повернулась к пленнику, от чего тот отшатнулся и на его лице сквозь загар и слой грязи проступила смертельная бледность. Центору показалось, что это движение женщины чем-то сильно напоминает бросок кобры.

— Вот как… — Она на несколько мгновений замолчала, меряя стоящее перед ней жалкое подобие человека острым взглядом сузившихся глаз, и снова повернулась к центору: — Этим людям запрещено произносить ЭТО СЛОВО даже мысленно. А он не только УСЛЫШАЛ его, но и привел вас сюда…

Ее следующее движение еще больше утвердило центора в мысли, что эта женщина похожа на кобру: перед его глазами молнией мелькнула тонкая рука — и тот, кто привел их сюда, начал с судорожным всхлипом заваливаться назад, а у него под подбородком появился новый, глупо ухмыляющийся окровавленный рот, никак не предусмотренный богами, когда они задумывали человека. И эта безжалостная расправа окончательно убедила центора, что перед ним ДРУГАЯ.

А женщина, не дожидаясь, пока тело рухнет на землю, убрала в рукав тонкий стилет и, повернувшись к центору, спокойно произнесла:

— Ну что ж, пойдем внутрь, «золотоплечий», нам надо о многом поговорить.

3

Ящерица выползла на гребень бархана и замерла на нем изящной статуэткой. Дневное светило клонилось к закату, и песок успел немного остыть. В пустыне просыпалась жизнь. Вернее, проснулась она еще раньше, когда раскаленный шар удалился от зенита настолько, что обратные скаты барханов, куда палящие лучи падали уже под очень острым углом, перестали дышать нестерпимым жаром и немногочисленные (только по сравнению, скажем, с джунглями) обитатели пустыни смогли передвигаться там без угрозы обжечься. Сейчас, пожалуй, жизнь уже была в полном разгаре, хотя самый пик был еще впереди. В Великой пустыне жизнь расцветает под звездами. Именно тогда пустынные ящерицы затевают свои любовные игры, гарзмани берут след, а змеи, выбравшись из уютных песчаных нор, скользят, тихо шурша, по теплому песку. И только человек, самый странный и, пожалуй, опасный обитатель пустыни, с наступлением темноты прекращает свое неуклонное движение по горячим пескам и замирает у маленького языка дневного светила, неведомо каким образом сошедшего с небес и отвоевавшего у благословенной темноты великих песков кусочек дня. Это выглядит странным, необычным, пугающим, поэтому с этими существами почти ни один из коренных обитателей пустыни предпочитает не связываться. Кроме глупых гарзмани, у которых вместо мозгов пустые желудки. За что они регулярно и нарываются на неприятности. Что же до более мудрых и древних обитателей песков, то они просто стараются не замечать эти загадочные существа, предпочитающие столь непривычный образ жизни. А если судьба, по каким-то своим одной ей известным мотивам, внезапно сталкивает их с людьми… что ж, можно просто с достоинством отойти в сторону, сделав вид, что причиной сего действа является всего лишь твое собственное желание, и ничего больше.

292