Грон. Трилогия - Страница 315

315

— Капитан, капитан! Дымы! Дымы!!

Арамий вскочил на ноги. Точно, над небольшой пальмовой рощей, закрывавшей бухту от противоположного берега островка, напротив которого как раз и располагался тот остров, где несли дежурство неведомые капитану караульщики, ритмично взмывали в небо мохнатые хлопья дыма. Арамий обернулся. Кричавший матрос держал в руке поварешку, а это означало, что тот, кому было назначено следить за сигналом, прозевал его, и неведомые караульщики подавали сигнал уже неизвестно сколько времени. Вообще-то это было не так уж страшно, поскольку между капитаном и его возможным преследователем лежала полоса рифов, но у Арамия отчего-то екнуло сердце.

— Боцман — всем на судно, отплываем немедленно. Манасий подобострастно кивнул и закричал:

— Куманий, бери троих — снимайте палатку. Ваимар — грузите паруса и сушеную рыбу…

— Манасий! — Голос капитана был непривычно резок, от чего боцман оцепенел. — Я что сказал? Всем на борт. Бросить все — уходим.

Манасий повернулся к капитану и уставился на него изумленным взглядом.

— Но капитан…

— Ты не понял?

В тоне капитана было что-то такое, от чего Манасий подавился словами и, торопливо повернувшись, заорал:

— Бросить все — всем на борт. Живо-живо-живо!

Через десять минут акка выскочила из бухты. Преследователей они заметили сразу. Манасий охнул и, достав из-за пазухи амулет из храма Верховного морского владыки, начал прикладываться к нему губами и бормотать маны, прося сурового и своенравного покровителя моряков спасти и уберечь. С противоположенной стороны полосы рифов им наперерез шла боевая дирема Корпуса. А любой капитан Срединного моря знал, что нет на море более страшного противника. Несколько минут все напряженно всматривались в приближающуюся смерть, затем Манасий обратил к капитану лицо с расплывшейся на ней ухмылкой и обрадованно прокричал:

— Капитан, эти идиоты идут прямо на камни! — Заметив, однако, что капитан не разделяет его веселья, он тут же стер с лица ухмылку и насупился. Арамий еще несколько мгновений вглядывался в идущую атакующим темпом дирему, затем повернулся к кормчему:

— Ну и что ты думаешь, Исмарок?

Тот с минуту молчал, вглядываясь в буруны, вскипающие с обоих бортов диремы при каждом гребке, затем пожал плечами:

— Не знаю, капитан, осадка у них гораздо больше, чем у нас, но их капитан достаточно опытен. Я сам не сразу приметил это место, приглядел дырку вон там, на два пальца левее загнутого зуба, но для их диремы там слишком мелко… А они углядели вот эту щель, тут, конечно, можно ободрать оба борта, но на высокой волне глубины может хватить. По-моему, нам стоит посадить на банки полную смену гребцов.

Манасий несколько мгновений переводил взгляд с одного на другого, все еще не веря, что капитан и кормчий говорят серьезно, и, поняв наконец, что они не шутят, громко скомандовал:

— Эй, рыбья немочь, на весла, на весла, на весла! Корабль мгновенно наполнился топотом босых ног, грохотом весел, торопливо продеваемых в уключины, тихим матерком спешащих людей, сбитых с толку непонятной кутерьмой. Но Арамий этого совершенно не замечал. Он не отрывал взгляда от диремы, которая, набирая скорость, неслась к узкой расщелине в рифовой стене. Кормчий еще раз обернулся через плечо и, скривившись, пробормотал:

— О Фанерова мошонка, они идут так, будто уверены, что пройдут. Я знаю только одного человека, который рискнул бы ТАК идти на рифы, — добавил он после короткого молчания. — Он был адмиралом Корпуса, но потом поссорился с Гроном и поклялся никогда вновь не становиться за рулевое весло. Его звали Тамор…

Арамий, ничего не ответив, резко повернулся к боцману и отрывисто приказал:

— Боцман, максимальный темп! Манасий поспешно кивнул, прокричал:

— Максимальный темп! — и принялся отсчитывать гребки: — И-па! И-па! И-па…

Акка, подгоняемая толчками двух десятков весел, начала быстро набирать ход. Боцман облегченно выдохнул и довольно улыбнулся. Акка перешла на гребной ход всего за три минуты — это было рекордным временем. Все-таки он очень неплохо вышколил команду. Манасий, не переставая отсчитывать темп, самодовольно покосился на капитана, но тот продолжал напряженно всматриваться в дирему, стремительно летевшую над волнами. Кормчий, оглянувшись, тихо выругался:

— Ах ты Фанерова мошонка, они сбавили ход…

Боцман с недоумением посмотрел на него, не понимая, что в этом плохого. Капитан, однако, понял.

— Поджидают высокую волну, — заметил он.

Несколько мгновений на рулевой площадке стояла напряженная тишина, а затем доносившиеся до акки ритмичные удары бронзового била, которыми боцман на диреме задавал темп гребцам, едва заметно участились, капитан Арамий качнулся вперед, стиснув обеими руками ограждение кормовой площадки, и пробормотал:

— Сейчас…

Тамор, стоявший на рулевой площадке диремы, вцепившись в левое рулевое весло, отчаянно взревел и навалился на него, боцман дико вскрикнул, гребцы первых трех банок в обоих рядах полоснули по канатам, удерживающим весла в уключинах, отчаянным движением вытолкнули рукоятки наружу и рухнули между банок, а остальные поспешно потянули свои весла внутрь. Дирема взвилась на высокой волне и ухнула в разрыв между рифами. С обоих бортов послышался гулкий удар, короткий треск и… дирема опустилась уже по другую сторону рифа. Тамор не медля скомандовал:

315