Они задумались. Потом тот, что уже гонял табун с его фермы, махнул рукой:
— Я согласен.
Грон посмотрел на остальных. Последовало девять кивков. Грон достал из сумки, лежащей на столе, тубу, запечатанную воском.
— Здесь письмо к господину Комару. Он сейчас командует на ферме. Выезжаете завтра утром.
И вот сейчас табунщик вернулся. Грон приветствовал его и взял тубу с письмом. Вернувшись в дом, он сломал воск и развернул свиток. В прошлый раз он спрятал под письмо шесть векселей Дилмара всего на пятнадцать тысяч золотых и потому несколько беспокоился. Однако все обошлось.
От письма Комара веяло теплом и жизнерадостностью. Эрея родила сына, лошади здоровы, к моменту получения письма в табуне ходило триста пятьдесят голов. Половины присланной суммы хватило, чтобы купить две соседние фермы и полторы сотни кобылиц, но пастбищ хватит и на тысячу-полторы голов. Торговля идет блестяще, а Врен-табунщик решил перебраться к ним. Через луну после его отъезда около фермы появились лихие люди, но потом пропали, не напав. Приор передает ему привет и радуется его успехам.
Грон отложил письмо и задумался. Прошло уже больше года с того дня, как он покинул Роул. И с той ночи, когда он встретился с карликом. Луну назад он собрал десяток.
— Вот что, парни, есть еще кое-что, что вы должны знать. — Грон замолчал, раздумывая, что можно рассказать ребятам, но тут подал голос Сиборн:
— Если ты о карлике, то мы знаем о нем.
Грон так изумился, что Сиборн рассмеялся:
— Видишь, вот и мы смогли тебя удивить. — Он весело оглядел остальных. — Мы многое знаем о тебе, Грон. О Тамарисе, об Аккуме, о Роуле, о том, что ты учился в гимнасиуме.
Все молча улыбались. Потом Дорн положил ему на руку ладонь.
— Мы думали о твоих словах, Грон, честно. Хотя никто не хотел об этом думать. Но теперь все решено. — Он хмыкнул. — Теперь тебе до конца жизни не отделаться от нас, десятник. Так что терпи. А о карлике или кто там появится еще, не думай. Мы за этим приглядим.
В тот вечер карлик со всеми его хозяевами вдруг показались Грону такой мелочью, что их можно было раздавить, не заметив.
…Грон закончил читать письмо и посмотрел в окно. Солнце садилось. Ветер был по-весеннему теплым. Вскоре вновь застучали копыта, и во двор въехали остававшиеся в Эллоре Яг, Ливани, Хирх и ездивший за ними Сиборн.
Стол накрыли на улице. После того как все доложили о том, что еще осталось сделать, Грон отхлебнул дожирского и задумался: как всегда, не хватает последней ночи. Он оглядел свой штаб.
— Значит, так, парни. Сколько бы мы ни собирались, всегда останется что-то, чего мы не доделаем. В поле за фермой, у костров, живет почти три сотни человек. Завтра Яг, Сиборн, Ливани, Хирх, Йогер и Дайяр отправятся туда. Будете отбирать себе десятки.
Послышались возгласы — кто радовался, кто выражал сомнение, а Грон повернулся к Дорну, который смотрел на него обиженно-удивленно.
— Сегодня я расскажу вам, куда мы пойдем.
Все тут же притихли.
— Если идти на север, после Роула будет город Фарны, затем Алесидрия. Дальше только пограничные гарнизоны. Но за ними лежит страна, имя которой — Атлантор. Мы должны дойти до нее за два года. Нас будет несколько сотен, возможно, тысяча. Там будет наш новый дом. — Грон замолчал, давая всем возможность осознать, как далеко отсюда они окажутся, потом обратился к Дорну: — Ты вместе с Угромом и кузнецами выедешь в Роул. Будете ковать оружие. Там найдешь оружейников и будешь ждать нас. За зиму мы должны изготовить новый доспех. — Он повернулся к Якиру — Ты пойдешь с ним. Зиму проведем в Роуле, на фермах, — нужно запасти продукты, котлы и построить печи.
Некоторое время все молчали, потом подал голос Ливани:
— Мне бы надо завтра быть в порту. Ждут судно с канатами с Тамариса.
За ним заговорили остальные. У всех на завтра нашлось дело. Грон насупился, потом кивнул:
— Хорошо, но завтра последний день. Все, что не успеете, — бросить. Через четверть вы представляете мне свои десятки, и с началом следующей четверти уходим. Всем остальным можете объявить, что они могут попытать счастья в Роуле через год. Там мы примем человек триста — четыреста.
Отряд шел уже полторы луны. Парни гоняли свои десятки. Все было похоже на то, как они начинали сами. Перед отходом Сиборн отыскал здоровенный дуб и срубил его, обрубив сучья. И вот уже больше сорока дней десятки попеременно волокли дерево по крутым холмам и спускам, перетаскивали через речки и овраги, матеря про себя своих командиров. Шли они по полдня, а потом начинался финиш. Вечером десятки доползали до своих костров и, злясь и удивляясь, наблюдали за тем, как после тяжелого марша и изнурительных занятий десятники вместе с Гроном делали растяжку, садились на шпагат и молотили конечностями по стволу дуба. Либо, яростно ощерив рты, сходились в отчаянной схватке друг с другом.
Каждый десятник имел по два коня. Но днем шли, привязанные к задку телег, которые вели наемные возницы, и только к вечеру, когда изнуренные не столько маршем, сколько занятиями бойцы валились с ног, кто-то из десятников садился на коня и объезжал лагерь.
К исходу первой луны их отряд уменьшился на семь человек, а Сиборна и Яга пытались зарезать. К сегодняшнему дню отстали еще двое. Но остальные мало-помалу начали втягиваться. Сам Грон каждое утро вскакивал на коня и уезжал куда-то. Когда через три-четыре часа он возвращался, то его ждал котелок с остывающим завтраком и пустой лагерь. Отряд уже уходил вперед. Грон ел, давал пару часов отдыха коню и рысью догонял отряд. Появлялся он на обеденном привале, сопровождаемый любопытными взглядами. Вчера он решил, что пора начинать работать с остальными. Поэтому сегодня Грон впервые решил устроить выходной. Десятки как раз прибежали с утренней пробежки, он выстроил отряд и объявил о своем решении. Шеренги глядели на него выжидательно, будто не веря, что в этом походе может быть что-то, кроме изнурительных тренировок. Сиборн окинул взглядом настороженные лица, ухмыльнулся и дал команду разойтись. Десятники подошли к Грону: